«Изборский пряник» — и уникальный хендмейд-сувенир, и первая мастерская печатного пряника в Псковской области с музеем в соседней двери. Проект задумала и воплотила в жизнь Татьяна Мусатова, переехавшая из Петербурга в деревню Брод почти 13 лет назад.
Мы поговорили с Татьяной о том, что заставляет людей уезжать из мегаполиса в деревню и как открыть там бизнес так, чтобы и высокую миссию нести, и на прибыль не жаловаться.
— Вы окончили СПбГУ и, получается, жили в Петербурге не один год. Но уехали в деревню Брод. Почему?
— Да, я окончила СПбГУ, у меня два красных диплома — бакалавр и магистр реставрации, потом работала управляющей по проектированию: мы занимались реставрацией античных залов Нового Эрмитажа и залов великокняжеской усыпальницы в Петропавловской крепости.
— Тогда в профессии уже были кризисы: где-то в 2007 году в реставрацию пришла тендерная система, и отрасль переживала очень кризисный момент. Сейчас, к сожалению, не знаю, что происходит в этом направлении, потому что я уже утратила профессиональные навыки, но тогда тендерная история меня вывела из профессии. Мне не захотелось заниматься разрушением исторических зданий, чтобы под этим стояла моя подпись. А сделать так, чтобы что-то изменилось, я была бессильна.
— И за что взялись, когда ушли?
— Я расписывала интерьеры, у меня была небольшая бригада девочек, которые помогали в росписи. Но стройки меня за три года ушатали, и я очень серьёзно стала смотреть в сторону переезда в деревню, чтобы не стоять в пробках, чтобы не добираться полтора часа туда и полтора обратно и, если честно, не общаться с этим контингентом, который на стройках… Всё-таки общение с нашими работниками — с прорабами, малярами — меня немножечко как творческого человека подкосило.
Поэтому я решила переехать в деревню уже серьёзно и с 2011 года практически жила там. Потихонечку смотрела, думала, как дальше здесь возможно развиваться, как можно перечеркнуть всю ту историю, которая была у меня до переезда, и начать всё действительно «с нуля». Потому что, когда я переезжала, у меня не было ничего, никакого имущества не оставалось в Петербурге, а денег на развитие не было.
Начиналось в деревне всё реально с абсолютного нуля.
— Там и зародилась идея печь пряники?
— Да, с переезда в деревню. У моих родственников была идея с изборским изразцом (плитки с характерными для Псковской области орнаментами, которые использовались для облицовки печей, — прим. «Мастеров»). Мы попробовали использовать их в качестве первых форм для пряников — и с этого начался довольно долгий пряничный путь.
Сувениров в Изборске не было — до пряника. Немножечко вязали варежки — их быстро продавали. Весь остальной сувенирный рынок был точно такой же, как и в других городах: это всякие китайские магнитики, шкатулочки, ложки, но всё в не очень красивом и «псевдорусском» стиле. Поэтому изборский пряник стал первым серьёзным сувениром, который туристы покупают именно как память о посещении наших прекрасных мест.
— Почему решили оставить проект без имени — просто «Изборский пряник»?
— «Изборский пряник» для меня — это то название, которое читается как какое-то, можно сказать, древнерусское. То есть то, что не вызывает современных ассоциаций. И мне было важно именно таким образом назваться, потому что сам проект изначально планировался как воссоздание пряничного дела.
— Пряники были по всем городам и весям, и, конечно, в Изборске тоже были, но далеко не везде сохранились сведения о том, что такое пряник. Всё-таки войны стёрли довольно большой пласт истории. Мы более-менее можем проследить то, что происходило 100 лет назад, а до этого — только по скудным археологическим данным.
— Ваш проект пышет атмосферой какого-то народного ремесленничества (в самом хорошем смысле). Откуда в вас эта любовь к Изборско-Мальской долине, традициям?
— Изборская долина мне очень понравилась. Изборск — это одна из первых деревень, встреченных мною на творческом пути, и настолько она запала мне в душу, что мне захотелось здесь жить. В 21 год я первый раз увидела Изборскую долину, и она меня поразила, восхитила, поэтому что-то внутри, видимо, перевернулось, что мне захотелось сюда потом переехать.
— В семье, в детстве были подобные мотивы?
— Я думаю, что это, наверное, что-то врождённое, хотя у меня в семье не было исключительно творческого воспитания. У мамы хороший вкус, но не могу сказать, что он именно традиционный, [что она тяготеет] к русской моде. То есть это что-то на подкорке у меня. И, конечно, я родилась, выросла в Петербурге, и все музеи были мною посещены. Я знаю про Петербург очень много и никогда не думала, что стану окунаться в ремесленническую, народную тему фактически с головой, но деревня предполагает развитие этой тематики, поскольку это максимально близко к её укладу.
Но я всё равно себя ремесленником не воспринимаю, потому что я больше художник, автор, создатель.
Я не занимаюсь чем-то одинаковым. Это скорее создание своих творческих миров, которые в результате нравятся тем людям, которые меня окружают.
— На факультете реставрации же дают художественную базу? Или откуда у вас такие филигранные рисунки на пряниках?
— По образованию я реставратор — это сродни художеству, но не совсем. Реставрация — всё-таки такое ремесло, которое не подразумевает чего-то нового: это именно реконструкция старых образов без додумывания. И, конечно же, моё образование было без серьёзного изучения живописи, рисунка — всё было довольно поверхностно. Поэтому здесь я тоже буду ссылаться на врождённый вкус, приобретённый с помощью насмотренности, моих путешествий, просто жизненного опыта.
— У вас, как я знаю, ещё есть интересная история про создание глазури?
— Да, сама глазурь изобретена мною, называется «мусатовская» — от моей фамилии. Это, конечно же, не моё название. Я не смогла бы, наверное, так это позиционировать, но благодаря тулякам моя глазурь получила название в мою честь. У меня даже есть звание — «Мастер пряничного чуда» за изобретение «мусатовской глазури». Это вообще новое слово в истории печатного пряника: ничего подобного не существовало до появления моих на российском рынке.
— В чём её новаторство?
— В том, что обычная глазурь для печатного пряника делается заливной, тиражной, все белые или белёсые элементы — внутри рельефа, а у меня — по краям рельефа. И сама техника новая. Раньше, если и делали что-то подобное, раскрашивали кистями и в 99% случаев — разноцветными глазурями.
— Сам процесс создания пряника: что для него нужно, как много времени уходит на один и как вы придумываете образы для них?
— Процесс создания пряника действительно очень долгий. Например, у меня есть пряник в виде маленького ангела. Очень долго я не хотела его делать, хотя у меня был заказ от часовни Ксении Блаженной в Петербурге. Там рядом находится трапезная, мы с ними сотрудничали несколько лет, и мне заказали маленьких ангелов. Я год думала, но образа не было. А как только он появился, я за один день сделала форму, и этот ангел на данный момент из печатных пряников, наверное, самый красивый. Церковь разрешила мне выпекать подобных ангелов, потому что они безликие. У них было именно это условие — тогда они спокойно реагируют на продажи такой церковной символики.
— А, например, «Пушкина» делала моя тётя Нина. Она мне как раз помогает, мы с ней работаем с самого основания, поэтому первые формы — её. Исключительные права на все формы для Изборского пряника — у моей мастерской, но авторские права некоторых форм принадлежат Нине. Она, конечно, и поддерживает, и помогает, за что ей большая благодарность.
— Мастерская у вас сразу появилась?
— Совсем не сразу. Сначала это всё на коленке было: у меня даже печки не было для выпечки. Мне отдали какую-то старую печурку, в которой проще, наверное, делать горячие бутерброды, чем пряники. Во время выпечки пряников там помещалось то ли две, то ли четыре штуки — в общем, какое-то фантастически минимальное количество. Я их переворачивала в процессе, чтобы они не подгорели. Пляски с бубном были ещё те.
Основательница — о нежелании работать на поток и запрете на слово «сойдёт».
А мастерская у меня появилась с покупкой дома в Броду в 2017 году — сейчас там и музей, и отреставрированный дом, в котором я живу. И здесь уже мастерская сделана по всем параметрам: это полноценное отдельное помещение, в котором всё по нормативам.
— В мастерскую можно прийти и выбрать какой-то пряник по душе, верно? То есть это и магазин одновременно?
— В само помещение, где происходит выпечка, зайти нельзя, поскольку это противоречит правилам работы мастерской и нарушает режим. Туда заходят только те люди, которые мне помогают, и я сама в определённой одежде. Но при мастерской, прямо за дверью, есть магазинчик, где можно приобрести те пряники, которые есть в наличии, заказать что-то.
Можно даже попробовать горячий пряник, потому что рядом с мастерской у меня открытая чайная, или чайная самообслуживания.
И любой желающий может в летний сезон, когда у нас нет минусовых температур, посидеть на летней террасе, выпить травяной чай, подышать свежим воздухом, полюбоваться на лебедей, цапель и попробовать либо горячий пряник, прямо вот из печки, либо любой понравившийся. Есть у меня ещё и мёд, и пастила — в общем, всякие разные вкусности.
— Как вы формируете цену на пряник, от чего это зависит? У вас максимальная цена — 350 рублей, а маленький — вообще 150. Для хендмейд-сувенира демократично.
— Цена на пряник формируется, в общем-то, как на любой продукт: и стоимость сырья, и человеко-часы, и разработка формы, и стоимость этой формы, и логистика, и налоги, и упаковка — всё входит в стоимость.
— Сейчас, несмотря на то что подорожало всё, у меня довольно низкая цена, особенно в лавке: там можно купить пряники чуть-чуть дешевле, чем они на сайте или в магазинах, фактически по оптовой цене. Скорее всего, с лета буду поднимать и в лавке цену, потому что, к сожалению, не получается заработать так, чтобы мастерская развивалась. Поэтому цена у меня максимально демократичная, но, конечно, все расходы на производство одного или сотни пряников в этой цене учтены.
— Сколько у вас получается производить в месяц пряников?
— За 12 лет работы это перевалило за сотни тысяч единиц продукции.
— А если в сезон? Сколько, например, летом 2023 года продали?
— Сезон — это где-то с мая по октябрь. За это время мы продали около 30 тысяч пряников, но это через торговые точки, магазины и кафе в области. Народу приезжает действительно много, а изборский пряник все знают.
— Как много туристов доходит именно до вашей мастерской, чтобы с пылу с жару забрать пряники?
— Летом в среднем человек 20 в день. Это туристы, которые гуляют по долине и приходят на запах, или те, кто просто хочет выпить чай и передохнуть в тени.
— Какая у вас география, в какие города заказывают?
— Это по-разному. Часто зависит от праздников. Новый год, например, это пик продаж, конечно же. Или туристический сезон. Бывают месяцы, когда просто тишина, как сейчас, и мы просто отдыхаем в конце января и в феврале, для того чтобы набраться сил на новый сезон. Я перед Новым годом послала больше 300 отправлений, и география была разнообразной: от западных рубежей, Пскова и Архангельска, до Владивостока и Хабаровска. Они абсолютно везде побывали, везде приехали.
Но, так как сейчас очень дорогостоящая растаможка и все эти проблемы, за границу практически не посылаем, только если кто-то с собой сам увозит. Недавно из Бразилии, Латинской Америки люди брали с собой пряники в багаж и уже привозили в разные уголки нашего мира — транспортировка за счёт покупателя осуществлялась.
Но основные продажи всё-таки офлайн, потому что расчёт на туриста.
— Очень интересно узнать про ваш музей «Дом в Броду» — как вы его придумали?
— Музей «Дом в Броду» я не так давно придумала — открыли его 18 мая прошлого года. У меня вообще не было какой-то идеи по созданию музея, но, когда я отремонтировала подклет (нежилой нижний этаж, — прим. «Мастеров») в доме, поняла, что не хочу использовать его для хранения овощей или банок с соленьями. Помещения настолько симпатичные и красивые получились, что захотелось там создать что-то самобытное.
К тому моменту я уже давно занималась историей самой деревни. Здесь 100 лет назад работало 12 водяных мельниц, и я построила одну из экспозиций на основе истории деревни и её жителей в момент работы мельниц. У меня по домам, по местности собрана вся информация, в том числе по археологии, а ещё воспоминания старожилов. Удалось даже собрать легенды и сказки, хотя крайне мало всего сохранилось: всё-таки не до этого было в неспокойный ХХ век. И если на Севере, где-то в Вологде, Архангельске, ещё сохранялись серьёзные традиции и сказки, то здесь очень сложно сейчас найти исторические вехи.
— Поэтому музей даже не то чтобы краеведческий — он просто деревенский, где можно почерпнуть знания о том, что здесь происходило 100 лет назад, ведь это был самый бум жизни, когда и на мельнице работали, и на мялке, а в совхозы ещё не загнали. А второе помещение у меня полностью посвящено истории пряничного дела.
— Помимо экспозиции, чем-то ещё можно заняться?
— В зимний период — чаепития, уже авторские, с моим участием. Они часто при свечах, и это очень аутентичная атмосфера, похожая на средневековые псковские палаты с отреставрированным интерьером, отремонтированным подклетом с расписными ангелами. Программы именно в помещении музея у меня только начались.
— Что дают такие программы?
— Они, естественно, приносят дополнительную прибыль и узнаваемость. Сейчас моё авторское чаепитие наконец-то попало на «Трипстер». И я надеюсь, что привлеку дополнительную целевую аудиторию и люди будут специально приезжать именно на чаепитие, приезжать чаще, потому что мне эта история нравится.
Конечно, мне хочется рассказывать о том, что было в деревне, какая у неё история, про печатный пряник, потому что его история необыкновенно полна разных интересных событий и сведений. Я всё собираю, систематизирую и потом рассказываю.
— Получается уже зарабатывать на музее?
— Так как музей у меня не записан в регламент и документов нет, что это именно музей, то я позиционирую это как выставку, деревенскую галерею. Я не беру плату за вход: это исключительно альтруистическая история, но своё время я оцениваю — и экскурсии, и авторские чаепития я провожу за определённую плату (участие в авторском чаепитии — от 650 рублей, — прим. «Мастеров»).
Заработок есть, он не такой большой, но я расту, развиваюсь и планирую расширять именно авторские программы и делать их наравне с самой мастерской, с производством изборского пряника, чтобы это тоже приносило ощутимый доход, узнаваемость и бренда, и моего места, и моих социальных идей. Тем более сейчас мы создали объединение деревенских жителей, поэтому вся эта история плотно связана с социокультурной спецификой. Но мне это и нравится: не всегда нужно зарабатывать — нужно ещё что-то отдавать. И для меня это та десятина (а на самом деле это гораздо больше, чем десятина), которую я отдаю этой местности и тому времени, в котором нахожусь, в котором тружусь и создаю какие-то новые интересные веяния, новые художественные миры.