— Каждый из вас сам пришёл к керамике или кто-то кого-то увлек?

Екатерина: Мы оба художники — с детства любили лепить; только я родилась в Якутии и занималась этим там, а Максим лепил в Рязанской области. Мы встретились в институте, в Москве, подружились и так и стали вместе работать (это был 2009 год). Сформировался такой тандем, который перерос в дело нашей жизни: мы вместе работаем, и мы семья.

Но именно керамикой, конечно, мы не сразу начали заниматься. Окончили университет в 2013 году и до 2016-го делали всё околохудожественное, пытаясь заработать и открыть свою мастерскую. Работали как скульпторы; я ещё расписывала стены, рисовала портреты.

Максим: В 2016-м приступили к работе с керамикой: сначала арендовали гараж, в нём поставили печку, начали немножко заниматься. Потом уже сняли мастерскую в центре города, там начали вести мастер-классы — так постепенно углублялись в ремесло.

— Получается, уже в первый год это вам начало приносить доход?

Екатерина: Постепенно. Сначала всё было скорее на энтузиазме, и доход в основном приносили мастер-классы. Но мы, если честно, не особо любим контактировать с людьми. Нам как двум интровертам больше нравится сидеть в своей норке, в мастерской, и что-то создавать. И, когда пошёл какой-то бум с мастер-классами, из меня, например, это очень сильно высасывало энергию: много эмоциональных затрат.

— Сегодня у вас уже своё помещение и оборудование?

Максим: Мы снимаем недалеко от дома мастерскую площадью 50 «квадратов» — это отдельное помещение с двумя печами на 60 и 120 литров, столы, стулья. Две печи нужны потому, что иногда нужно небольшое количество керамики обжечь, но в основном работаем на 120-литровой. Маленькой пользуемся, когда нужно подготовить что-то быстренько в небольшом количестве, до 10 изделий.

Екатерина: Мы приобрели большую, потому что очень много появилось желающих купить: у нас даже спрос не покрывается. Сколько бы мы ни делали, это всё очень быстро раскупают. Так было не всегда: это началось буквально недавно.

— С чем связываете такую перемену?

Максим: Чем больше сил вкладываешь, тем лучше результат. Когда немного стал увеличиваться спрос, я ушёл со своей последней работы, и мы начали 100% времени уделять мастерской.

Екатерина: Также влияет то, как я общаюсь с людьми на маркетах, — это 100% внимания к покупателю: я всегда дарю что-то и учитываю пожелания. Это всегда очень тёплое душевное общение — со многими покупателями мы стали друзьями, уже такой круг сформировался, и они друг с другом стали дружить даже. Вот в чём дело…

Максим: Плюс, когда мы закончили институт, мало кто знал о профессии керамиста. Потом, благодаря маркетам, это уже стало приобретать какую-то известность, а в 2019 году случился бум, когда только в Москве открылось 50 гончарных мастерских с мастер-классами и керамика стала популярна. То есть не только наши изделия, а вообще направление получило развитие. Сейчас люди приходят на маркет и говорят, что пробовали гончарить и теперь знают, как это тяжело и почему это столько стоит.

— Какую вообще роль в продвижении играет ваше участие в маркетах, фестивалях?

Максим: Мы начали участвовать два года назад, практически каждый месяц с сентября по июнь, и после каждого маркета в инстаграме прибавлялось 100–150 человек.

Екатерина: Купить кружку лично у мастера и что-то узнать, пообщаться... Я бы сказала, что маркет — это и про продажи в том числе, и про изучение вкуса. Вот мы делаем «лес», и к нам приходят всякие лесные жители, ведьмочки — такого плана люди… Короче, к нам притягивается всякая приятная нечисть, которую мы любим.

— Продаёте больше вживую или через интернет?

Екатерина: И так, и так; какого-то особого предпочтения нет.

Максим: Здесь вопрос в усилиях. Чтобы ехать на маркет, нам нужно всё запаковать, выезжать в пять утра — чаще всего мы не спим перед этим, готовимся. Приезжаем туда и там два дня работаем. 

Екатерина: Это тяжело физически и эмоционально, к тому же материально затратно, поскольку мы из Рязани, а ехать нужно в Москву. Нам приходится снимать отель поближе к месту маркета. Даже как-то посчитали, что у нас вышло 40 тысяч рублей расходов на два дня с учётом стоимости самого места на маркете.

Максим: Чтобы жить и зарабатывать керамикой, нам пришлось изучать очень много сопутствующих профессий — от логиста до маркетолога. Но это больше на интуиции: никаких курсов мы не проходили, ничего не изучали.

Екатерина: Мы в этом смысле очень безалаберные: у нас нет никакого плана, стратегии, ведь мы больше художники. Я очень часто пропадаю из соцсетей, когда устаю и понимаю, что выгораю. Считаю, что лучше я сделаю паузу, чем буду гнаться, что-то фотографировать и писать. Не люблю, когда это через силу даётся, заставлять себя. Для меня важно, чтобы это по любви было, когда я могу жить, наслаждаться жизнью. 

Если буду стараться сделать больше продаж, больше изделий, то я вообще перестану этим заниматься.

— Как вы поделили задачи?

Екатерина: Я фотографирую, выкладываю посты в соцсети, общаюсь и продаю. И у нас два метода изготовления изделий — Максим занимается литьём и формами, то есть он вырезает рельеф, а я леплю руками из шамота и ещё делаю глазуровку.

Максим: Изначально у нас была только ручная лепка из шамота, потом, когда уже мы определились с тем, что хотим продавать, я начал делать формы и отливать изделия — пошло большее количество.

Я давно уже не леплю из шамота: больше занимаюсь организацией мастерской. У нас работают ещё двое помощников, которые занимаются литьём, зачисткой посуды, и я слежу за ребятами, загружаю в печку каждую кружку, которую они сделали и зачистили, каждую пропускаю через свои руки, подчищаю, доделываю.

— Тем не менее дело приносит доход, раз вы снимаете мастерскую и наняли сотрудников. Можете назвать суммы дохода в месяц?

Екатерина: Мы даже не считаем. Бывает, что на одном маркете мы тысяч 400 зарабатываем — смотря как работаем. У нас очень плавающий доход: может быть очень высокий в месяц, а может вообще ноль.

Максим: Опять же, чтобы хорошо продать, надо два месяца хорошо поработать. Но нужно понимать, что печи и всё оборудование мы брали в кредит, когда почувствовали, что есть какой-то стабильный заработок, даже материалы закупали в кредит, а потом постепенно выплатили.

— Глину какую используете? Где закупаете?

Максим: С этим сейчас проблемы. Мы использовали МКФ-2 — это глина донбасского производства, там её делали и привозили в магазин в Гжель (село в Московской области, — прим. «Мастеров»). 24 февраля стало понятно, что эта глина скоро закончится, и на следующий день я поехал скорее в Гжель и закупился — хватило на год.

Сейчас появилась новая глина совместного производства Урала и Гжели. Изменилось качество, и пришлось долго подстраиваться под него. Ведь то, из чего мы лепим и льём, — это не просто глина, а сочетание трёх–четырёх компонентов, которые нужны, чтобы получить определённые свойства и качество.

Глазури, которыми мы раньше пользовались, подорожали на 100%, а какие-то вообще исчезли. В основном мы покупали заграничные.

Екатерина: Всё это очень сильно мешает художникам, производству. Но с той же глазурью в России нашлись ребята, которые делают не хуже, а вот с глиной пока так себе. Если для литья она ещё подходит, то для ручной лепки — уже нет.

— Знаю керамистов, которые делают не менее интересные вещи, но с продажами у них грустно. Как считаете, в чём ваш секрет?

Екатерина: Зависит от того, как мастер работает, насколько он заинтересовывает людей тем, что он делает. У нас, например, постоянно расширяется ассортимент.  

Максим: Сейчас даже пришли к тому, что лучше не взять заказ, а разработать какое-то новое изделие, чем повторять старое.

Мы привозим керамику и видим, как люди на неё реагируют, на что именно и как это перекликается с нашим настроением. Исходя из этого делаем новые работы.  

Екатерина: Но было и так: я, например, делала маленькие бутылочки, пробирки или плитки в деревянном обрамлении. На маркетах и в интернете это вообще не покупали, но я не переставала их делать. В итоге их начали покупать: появился спрос. Считаю, мы можем даже сформировать вкус и желание обладать определённым предметом, который даже непонятно для чего нужен. 

— У вас есть очень нестандартные вещи, которые не встречались мне у других керамистов. Например, чашки для лапши. Как вы между собой решаете, какие именно вещи будете делать?

Екатерина: Несколько месяцев назад мне немного надоели грибы, папоротники, вся лесная тематика, и пришла идея сделать что-то новое. Захотелось что-то в азиатском стиле, тем более что мы очень любим эту кухню. И я придумала миски для лапши. Мы сами пользуемся всей посудой, которую делаем, — в процессе я не думаю, какой будет отклик, опираюсь на свои ощущения и желания, а потом оказывается, что и другим это надо.

— Что люди чаще покупают? Можете выделить самый ходовой товар?

Екатерина: Чаще всего, конечно, кружки. А такие вещи, как чайники, бокалы и прочее, вообще в дефиците: их сложнее делать — они реже появляются, и на них ещё больший спрос. Но самое популярное у покупателей — это псилоцибиновые грибо-о-очки.

— Кстати, почему их так много, а название «Цвет мака»?

Екатерина: Потому что мы наркоманы (шутка). Не, на самом деле они красиво выглядят, модерново. А «Цвет мака» — это что-то типа «красота как наркотик». Когда покупают нашу посуду, говорят, что на неё подсаживаются: невозможно купить что-то одно — люди покупают много, начинают коллекционировать.

Максим: Как передать красоту леса? Делать деревья на кружках — это не то. Красота в маленьких деталях. Чтобы найти этот гриб, нужно залезть в самую траву, и с красотой то же самое: её надо найти.

Екатерина: Но у нас на самом деле нет акцента на псилоцибиновых грибах и прочем: это просто одно из направлений. У нас куча всего: и чертополох, и листья папоротника, ирисы. Стиль этот появился ещё в годы обучения — что-то ботаническое.

— Чем работа с глиной для вас привлекательнее работы с тем же бетоном или деревом, которым вы занимались?

Максим: Просто это любовь к материалу, то, чему я могу уделять 24 часа в сутки, не уставая. Другим делом так плотно я не смогу заниматься и не смогу достичь таких результатов.

Екатерина: Если отбросить тему заработка и денег, если бы мы сейчас были миллионерами, мы бы точно так же ездили в мастерскую и работали. А то, что это стало деньги приносить, — вообще шик.