— Почему именно дерево? Знаю нескольких любителей работы с деревом, и у них тяга зародилась ещё на школьных уроках труда. А у вас?

— Не знаю точно, пошло ли это от уроков труда, но у меня так получилось, что отец строил наш дом, ещё когда я был маленьким. Детей деть некуда, поэтому нас брали на стройку, где я колотил какие-то деревяхи. А параллельно мой папа был и есть учитель труда в нашей школе, в деревне, — там он тоже учил меня каким-то вещам.

Я в детстве ходил ещё на кружок резьбы по дереву, там выпиливал из фанеры каких-то ёжиков, но позже завязал с этим. Так что не скажу, что я всё это взял и пронёс с детства до сегодняшнего момента. Когда стал постарше, перешёл в механику, занимался мотоциклами: ремонтом, кастомом и прочим.

— Перед запуском своего проекта вы как-то изучали рынок Красноярска? 

— Нет, никак вообще. Когда я открыл свою мастерскую, начал заниматься различными малыми формами, которые мог делать на своих двух станках и с двумя маленькими пилами. 

— Какими были стартовый набор и капитал?

— После первого грантового проекта, над которым мы работали вместе с другом, — это большая-большая рыба в парке, —  у меня осталась маленькая пила за 10 тысяч, станок «Зубрик», а на свои 20–25 тысяч я докупил ещё торцевую пилу, тоже «Зубр», и две стамески. Вот с ними я и начал делать первые заказы — ящики для рассады, уличные стойки для меню заведений, рамы делал для вязания и плетения, стеллажи маленькие. 

— А как без известности и особого оборудования пробиться в городской дизайн?

— Да там не нужна была известность или ещё что-то. Это был не первый городской конкурс для молодых дизайнеров и архитекторов — «Искра», до этого я участвовал там же как просто работник — оттуда у меня и станки. К третьей «Искре» я уже подошёл с этими станками и птицами, которые победили в конкурсе мастеров от Jet, где мне опять же подарили кайфовый станок. Подался на грант, комиссии понравилось, дали денег, [мы] и стали делать. 

— Кто был в команде на старте и как она расширилась к сегодняшнему дню?

— Со старта и до сегодняшнего дня это one man project. Я и производственник, и дизайнер, но у меня очень хорошая команда по созданию контента: мой друг Ярослав Буйлов, с которым мы делали первые гранты (у него сейчас свой бренд ламп), и его брат-режиссёр Василий (у него сейчас своя киностудия). У ребят есть очень хорошее оборудование и много опыта в съёмках, создании видеоконтента. А ещё Василий ко многим моим видео специально пишет музыку.

— Расскажите о процессе обучения: где черпали знания? Насколько я знаю, вы и японским обжигом делаете, и нашим, православным, так сказать.

— Я черпал знания отовсюду вообще, благо сейчас и YouTube есть, и любую книгу найти легко. Сложно только выделить время, когда этим можно заняться. Обычно это происходит так: я придумаю какой-то новый проект и под него уже отдельно обучаюсь. Например, японский обжиг.

Чтобы этим владеть, я скачал японскую книгу по обжигу и просто вбивал её в переводчик, получая ахинею, но, в принципе, между строк там было всё понятно. 

— Почему именно японские мастера вас вдохновляют? Русская история работы с деревом ведь тоже огромна.

— Да, соглашусь, просто русская история — это чаще всего зодчество, то есть срубы, постройки церквей и в целом зданий — плотницкая работа.

Столярное ремесло, древнерусское, российское — сильно заимствованное, поэтому там всё намешано. Японское мне ближе, потому что я очень люблю минимализм. Это, наверное, и забота о том, из чего ты делаешь. 

Допустим, дуб растёт 70 лет — значит, твой стол должен быть настолько хорошо сделан, быть настолько выносливым, не коробиться, быть на шпонках, чтобы он служил эти 70 лет минимум. Вышел из строя стол через 70 лет, но вырос новый дуб. 

Эта японская забота о материале мне очень близка — красота текстур, доставание их из природы, наблюдение за живым краем древесины и прочее.

— Откуда тогда такое русское название у бренда — «Заструг»?

— Я привязываю мой бренд к Русскому Северу. Я родился за полярным кругом, в маленькой деревне на Енисее — посёлок Носок, Таймырский район. В моём роду есть даже профессиональные охотники.

— Что интереснее: создавать товары для магазина или арт-объекты для города?

— Да всё интересно. Когда создаёшь товар для своего магазина, тебя ничего не ограничивает. А для городских арт-объектов выделяют гранты, на которые можно покупать оборудование, которое тебе очень нужно для мастерской и которое потом остаётся у тебя. Первый полупрофессиональный парк станков я как раз смог приобрести от грантов. 

Хочется поработать уже не отдельно над столом или стулом, а над частями интерьера, чтобы ты пришёл в наш шоурум и мог укомплектоваться в «Заструге». 

— Сколько у вас заказов в месяц примерно? Какая выручка выходит?

— Может быть и один заказ в месяц. Вот почти весь прошлый месяц я занимался одним заказом для байера из Казахстана. Девушка приезжала в Красноярск, забежала к нам и увидела птиц, попросила кастомный сет со специальными цветами. За долгое время это первый заграничный заказ. 

— Есть ли в вашем деле сезонность?

— Наверное, нет. Осенью люди делают ремонты — бывают заказы мебели, а ближе к зиме быстро переходишь на подготовку к Новому году — ярмарки, подарки закупают, в том числе и корпоративные, а январь всегда «мёртвый» — там у меня один раз в год отпуск. А с февраля снова все просыпаются.

— Почему деревянная птица такая дорогая — 15 тысяч? Как вы определили цену?

— Ну, 15 тысяч она последний месяц. Открою секрет: я готовлю следующую версию, «Невеличку-2», за 20 тысяч — она будет собираться на магнитах, это сложная конструкция. 

Мебель — это мебель, и там ты всё чётко можешь рассчитать, а эти птицы — моя отдушина, моё воспоминание о доме, о Севере, в неё заложены сакральные смыслы. Я, например, потратил года полтора, чтобы эта птичка просто ровно махала крыльями. Это очень хороший подарок для людей, у которых есть деньги, айфоны, а деревянной птицы из Сибири, которую я своими ручками сделаю, нет. 

И ещё к каждой птице идёт буклет, который я нарисовал когда-то акварелью, рисунок мы отсканировали в очень хорошем качестве, чтобы цвета не потерять, и на развороте этого буклета нумерация, какая по счёту это птица, а ещё прописаны материалы, каким маслом покрыто и прочее. И стоит там моя авторская подпись. 

— И сколько таких птичек сделали, если считать по буклетам?

— Сейчас изготавливаю 36–37-ю. Но надо понимать, что в этот список не входят птицы, сделанные для городского парка (а их 70 штук), и ранние прототипы.

— Получается, птичка — это флагманский продукт? 

— Не сказать, что флагманский. Птицы — это отдельное, скорее они маскот моей мастерской. Изначально задумывалось всё проще: был коронавирус, хотелось чем-то заниматься, и вот я разглядывал миллион и один видос маленьких забегаловок, японских столярных магазинчиков, где были плоские птицы из фанеры. И я такой: «О, прикольно! А что, если её сделать в объёме, а что, если сделать загиб крыльев, высчитать всё это, сделать крепление, подвесить, и чтобы это было прям из массива?»

— На какую сумму у вас уже оборудована мастерская? 

— Я давно не считал, но пока подбираюсь к 700–800 тысячам, может, к миллиону. Всё это сильно плавает: какие-то станки, которые я брал за 70–80 тысяч, сейчас по 150 стоят. 

— У вас есть страница на OZON, но сейчас на ней нет товаров. Почему? 

— У меня было несколько проектов, которые я хотел попробовать продавать на OZON, но это не очень выгодно. У тебя должна быть большая партия заготовлена: её надо либо возить, либо как-то отправлять, либо отправить к ним на склад, но если там не продастся, то заплатить за это или вернуть. Плюс OZON берёт очень серьёзную комиссию, больше, чем шоурумы. Поэтому как-то с маркетплейсами у меня не завязалось.

Не могу я продать человеку нешлифованную тоненькую разделочную доску, зная, что он её два раза намочит и она свернётся в калач. Это не вяжется с моей жизненной концепцией.

— Где вы по России «стоите» и где вообще продаётесь, кроме сайта?

— Шоурум креативных индустрий в Красноярске, директ в инстаграме. С Москвой, например, мне всегда было очень сложно: несколько раз я там участвовал в ярмарках, хорошо продавалось всё, но по итогу не завязалось, — очень хочу над этим поработать. В Петербурге есть птица (там по одной берут) в концепт-сторе «Палаты», где «стоят» многие мастера и ремесленники России.

— Как продвигаете «Заструг»? Что лучше всего работает? 

— Хорошо работает сарафанное радио, но в пределах города: у меня в подписчиках много дизайнеров, которые заказывают изделия для интерьеров. Раньше, понятно, таргетировались в Instagram. Буду пытаться сотрудничать с блогерами: они хорошо «качают» аудиторию. С VK не задалось.

— Что в целом думаете о динамике спроса — нужны ли деревянные изделия ручной работы людям и миру дешёвого, так сказать, пластика? 

— Спрос в моём ремесле напрямую зависит от ситуации в стране. До этого было плоховато, потому что, будем честны, люди не о том думают. Когда человек планирует релокейт, он не думает «А не закупить ли нам табуреточек прикольных?» Сейчас вроде всё успокаивается, точнее, люди привыкли и снова хотят жить в хорошем интерьере, пить кофе, сидеть и смотреть на солнце. 

Это вообще отдельный вид кайфа, когда ты рукой по деревянным изделиям водишь: они покрыты маслом, а не дурацкой лаковой плёнкой, которая всю текстуру хоронит; когда подведена эта текстура, ты её чувствуешь, она бархатистая. Магию тактильности никто не отменял. Профессия-то не нова, скажем мягко, как-то же она прошагала все эти столетия. Работа с текстурами и ощущениями — в этом интерес и сложность.