— Не страшно было, имея стабильную работу, открывать новый проект?

— Наверное, страшно. Но мы все это делали в открытую, и [на работе] все очень позитивно к нашей идее относились. Если бы мы начали что-то чисто про деньги, то могли быть проблемы. Еще важно на основной работе хорошо все делать — тогда вопросов к тебе никаких не будет.

Первые три года мы вообще о деньгах не думали, просто делали мероприятия. Важно было лишь заплатить всем, кто работал у нас и желательно не из своих денег. Когда пошел третий сезон, проект начал активно развиваться. Нам тогда нужно было сделать выбор — мы хотим, чтобы это было каким-то мини-бизнесом или все надо заканчивать.

— А сейчас вы продолжаете на ТВК работать?

— Да, я сейчас руководитель отдела маркетинга.

— Легенда гласит, что идея об открытии пришла вам в кофейне — вы просто пили с Леной кофе и придумали «Театр на крыше». Почему именно на крыше?

— В этом была какая-то магия. Я до сих пор думаю, что это мог быть и дворик какой-нибудь, подвал, да что угодно. Лена тогда приехала из отпуска в Питере. Там она на каких-то крышах потусовалась и ей понравилось состояние, которое они дают. Такой атмосферы не достичь во дворе или парке.

Мне идея крыши сразу понравилась, и мы вспомнили первую и, кажется, тогда единственную крышу, на которой что-то можно было сделать — крыша ОШО-центра (центр медитации — прим.ред). Поэтому мы сразу туда поехали.

— Как выглядела ваша команда в самом начале?

— Нам с Леной принадлежит идея. Еще был Илья Рождественский — он тогда был нашим начальником на ТВК. И он нас поддержал, сказал: «Давайте делать вместе. Пускай ТВК всегда будет вашим информационным партнером». Так оно и остается уже на протяжении 8 лет. Мы даже делали мероприятия, в которые интегрировали ведущих ТВК.

— Как вы занимались продвижением? На дворе был 2012 год, социальные сети не особо развиты.

Восемь лет назад ВКонтакте был прогрессивной площадкой — о нем даже не все знали, инстаграма не было, а в фейсбуке сидели лишь наши московские или иностранные друзья. И мы с Леной решили продвигать проект только через ВКонтакте. Хотели собрать прогрессивную аудиторию, эдаких модников — и поэтому наш шаг был вполне логичным. К тому же тогда ещё все активно комментировали, лайкали, репостили. Так все и сработало.

Еще продвигались через друзей-партнеров и друг о друге рассказывали на своих площадках. До какого-то момента этого вполне хватало.

— Я правильно понимаю, что на начальном этапе у вас вообще не было никаких затрат?

— В первый год мы даже на аренду крыши ОШО-центра не тратились — это же выглядело как разовое событие. Мы привлекли к ним новых клиентов — многие зрители, пришедшие в «Театр», потом записывались к ним на йогу. Лет пять мы не тратили на рекламу вообще ни копейки, нам помогало сарафанное радио, ВКонтакте и партнерские отношения. Все СМИ звали к себе с удовольствием, потому что наш проект был реально интересным.

Кстати, во всяких книжках по маркетингу пишут, что главное — придумать идею, которая будет смотреться как новость. И тогда тебе не надо будет за это платить — ты же не продаешь сапоги и не открываешь сто пятый магазин который торгует вещами. Поэтому нам и было довольно легко.

— Когда вы только начинали сотрудничать с красноярскими театрами, актеры относились к вам довольно настороженно. Как вам удалось завоевать их доверие?

— Больше всего их располагает то, что мы их слышим. В больших театрах как принято: есть роль, ты ее исполняешь, творчество, конечно, присутствует, но есть рамки. У нас же любой артист может сказать: «Ребят... Это вот плохо, давайте по-другому все сделаем», и я не скажу в ответ: «Ты вообще-то просто артист». Каждый, кто с нами работает — полноправный партнер. Даже волонтеры-студенты, которые таскают подушки.

У нас до сих пор нет больших зарплат. Я не могу, выплачивая актеру, грубо говоря, 10 тысяч рублей за роль, наплевательски относится к его мнению. Деньги, как по мне, в нашем проекте не важны. Весь этот фан, настроение, которое мы храним — все это появляется только тогда, когда люди чувствуют себя свободно. И мы даем им эту свободу.

— Как удается сочетать в себе эмоциональное творческое и серьезное деловое?

— Это сложно. Сейчас это для меня особенно актуальный вопрос, потому что с января этого года я, по сути, одна руковожу всеми особо важными делами проекта [недавно команду проекта покинула соосновательница Лена Городецкая — прим. ред]

Есть, конечно, девчонки в команде, которые помогают мне вести документацию, решать какие-то финансовые вопросы. Есть администратор и еще люди, но я сейчас одна за главную. А до этого у нас было разделение. Например, Лена отвечала больше за технические и финансовые вопросы, а я, условно говоря, была креативным руководителем.

Сейчас мне нужно все как-то объединять в одно целое, и я развиваю это в себе. Вообще, даже круто — ощущение как будто тумблеры переключаешь — сейчас я делаю серьезные дела, а сейчас что-то придумываю.

— В 2016 году у проекта случился серьезный кризис. Как вы это пережили?

Тяжело. У меня была депрессия, но она была не только с этим моментом связана. Примерно в это же время мы в центре города открывали пространство «Персонажи». Это была неудачная история. Мы тогда взяли за большие деньги помещение в аренду и сделали там ремонт.

Чтобы помещение как-то себя отрабатывало, нужно было наполнить его репертуаром. Но у нас в городе не нашлось столько контента, который бы можно было регулярно людям показывать. В итоге мы решили, что не можем содержать это помещение: нет столько сил и событий. Зато сейчас я четко понимаю, что свое помещение точно не хочу. Это не прикольно. Прикольно, когда ты работаешь на шести разных площадках, каждый раз новая обстановка.

— Вы говорили, что в момент кризиса снизились продажи билетов. Как вам удалось выйти из положения?

— У нас раньше с Леной был общий, если можно так сказать, снобизм. Мы хотели, чтобы у нас была какая-то избранная, элитная «наша» публика. И мы с этим снобизмом жили — нам хватало этой публики. А потом поняли, что надо повышать свою конкурентоспособность.

И когда у нас произошел кризис, нужно было отказаться от этого снобизма и запустить всех людей, стать более открытыми. Мы начали распространять информацию в СМИ с самой разной аудиторией. Активно использовали телевизор, газеты и журналы — начали наконец пользоваться классическими средствами для рекламы.

Театр сейчас существует в двух форматах. Есть летний период, когда у нас плотнячком все мероприятия на крыше проходят. А есть круглогодичная история: 3-4 спектакля в месяц, и мы играем их на разных площадках.

— Кто сейчас ваш зритель?

— К нам ходят люди от 15 до 80 лет. У нас в театре шесть спектаклей, и они все разные. Например, на спектакль «Свидетельские показания» у нас ходят обычно интеллектуальные молодые люди, парочки или девушки, которые пишут диссертации. На спектакль «Правда в режиме ожидания» ходит четко публика 40+ — это более обеспеченные люди, которые хотят провести вечер расслабившись с бокалом винишка. Это две совсем разные аудитории. Мы как бы сегментировали своими спектаклями наших зрителей, и они могут вообще не пересекаться.

— Раньше у вас играли только профессиональные актеры. Но сейчас в одном из спектаклей заняты классные ребята, которые не работают в театре.

— Изначально мы работали только с профессиональными артистами, до сих пор сотрудничаем с командой из театра Пушкина. Это, конечно, не вся труппа, а более молодые ребята: наш основной пул примерно 10 человек, и они везде у нас задействованы. 

В некоторых спектаклях Ксюши Пещик играют ребята, которые появились у нас совершенно случайно. У них была своя театральная студия, а у нас тогда был режиссер, который делал с нами читку (чтение пьесы без декораций и сценографии — прим. ред.) для фонда Михаила Прохорова. Они сыграли в рамках одного проекта, и мы все в них влюбились. И как водится, их сразу разобрали все.

— В конце 2018 года ваш спектакль вошел в лонг-лист «Золотой маски». Все это даёт что-то кроме приятного ощущения «класс, мы молодцы, все не зря»?

— Это даёт узнаваемость бренда. И эта узнаваемость может сработать в самый неожиданный момент. Когда ты, например, кому-то пишешь чтобы договориться о чем-то. После премий тебя уже знают как профессионала.

Или чтобы получить какой-то грант, а мы их ищем сейчас очень много, потому что хочется сделать новые классные спектакли. При заполнении заявления на грант есть строка, в которой надо указывать награды. Раньше там нечего было писать, а сейчас есть что — это важно.

— У вас есть какая-нибудь прибыль или это все еще проект, который по фану и ради удовольствия?

— Про деньги вообще очень сложно говорить. Если появляются какие-то свободные деньги, то они вкладываются в проект. У меня же нет зарплаты, несмотря на то, что я руководитель.

Я точно знаю, что мне надо обеспечить ежемесячной зарплатой как минимум двух человек, платить налоги и платить за склад. Я понимаю, на что должны уйти деньги, а чтобы они копились — такого нет. Вообще никому не советую заниматься таким бизнесом — он гораздо менее выгодный, чем торговля. Зато приносит кайф.

— Оглядываясь назад, что скажете: вам повезло или «Театр на крыше» — это результат каких-то супер-продуманных действий?

— Мне кажется, удача вообще очень важна. Но для того, чтобы поймать ее за хвост или воспользоваться выпавшим случаем, надо быть готовым к этому. Очень многие люди часто просто не замечают тех шансов и возможностей, которые им выпадают.

— Вот сидит какой-нибудь мальчик в Перми, например, и думает «Блин, вот бы замутить свой театр!». Что бы вы посоветовали ему ни в коем случае не делать?

— Если совсем по-честному, то мне больше всего грустно от того, что мы с Леной сейчас не делаем этот проект вместе. Основные ошибки в бизнесе касаются именно людей. Все эти деньги, цифры... 

Сейчас когда я осталась одна, я понимаю, что есть какие-то ништяки с этого — все в моих руках, но мне все равно безумно грустно, что раньше мы все это делали вдвоем по фану. Ты всегда мог разделить с партнером свои радости и горести. И это было круто. Наверное, я вот этому человеку из Перми желаю, в любой, даже самой сложной ситуации думать: «Так, все пройдет, а человека, который дорог, надо сохранить».