Истории | Интервью

Что же с ними стало: наш стажёр Кирилл — об эпатаже, моде и позоре Ижевска

Кирилл Маркес живёт в Ижевске, «пинает местный фешен в сторону светлого будущего» и называет себя проектировщиком эстетических оргазмов. А ещё он прошёл стажировку «Мастеров» по курсу «Как устроены локальные медиа», где представил свой проект о моде в регионах «Одёжка».
 
Рассказываем, как Маркес из организатора уличных фестивалей превратился в стилиста и фешен-эксперта и как на хейте строить личный бренд.
Текст:
Любовь Саранина

Ты называешь себя «проектировщиком эстетических оргазмов». Что это значит?

— Я проектировщик и дизайнер — человек, который занимается проектированием и созданием визуального контента. Плюс для меня в целом важна эстетическая составляющая в мире, поэтому я так себя назвал. 

— В 2015 году ты организовал своё первое мероприятие в Ижевске — «Фестиваль уличной культуры». Расскажи, как так получилось? 

— Я учился на графического дизайнера, и на втором курсе нам дали задание сделать айдентику фестиваля. Многие делали айдентику каких-то выдуманных квестов, были даже какие-то фантазийные истории. А я подумал: «Зачем мне просто делать картинки, если это можно попытаться осуществить в реальной жизни?» Я был зелёным студентом, писал всем подряд, кого знал в Ижевске, и тем, кто работал в креативных индустриях. Первой откликнулась моя подруга, которая на тот момент была директором культового бара «Весёлые истории», и мы на коленке организовали фестиваль, который обратил на себя внимание.

И если смотреть на остальные мои кейсы, то мне всегда удавалось без крупных ресурсов, просто за счёт концепции, упаковки и подачи, создавать то, что расходилось бы как мем и о чём писали бы СМИ.

Слоганом того фестиваля была фраза «Что, если улицы впустить в дом?» Я тогда вдохновлялся азиатской культурой, поэтому в оформлении было много глитча, плакаты с какими-то обнажёнными людьми, перформанс художника, который писал картину с закрытыми глазами, диджей-сет ижевского экспериментального музыканта, а в конце выступление молодых рэперов. Так мы упаковали уличную культуру в четыре стены.

— На то время в Ижевске было много подобных фестивалей?

— На тот момент я вообще не знал, что происходит в Ижевске, потому что только-только переехал из города Вятские Поляны. И свои первые проекты я делал по принципу «Мне чего-то не хватает — сделаю сам».

— А чего тебе не хватало?

— Мне было 17 лет, и банально хотелось, с одной стороны, реализовать себя, а с другой — просто сходить в модный бар. И этот фестиваль я придумал, в том числе чтобы туда попасть — хотя бы в качестве организатора.

— После этого ты решил сосредоточиться на организации мероприятий?

— После я решил сделать экспериментальный журнал молодёжной культуры «Кирпич». Там были статьи о моих друзьях и статьи из гугла, например, о том, как устроена порноиндустрия. Я защитил его как курсовую на «отлично», и сейчас журнал забрали в архив печатных медиа Удмуртии. Для меня это была ещё одна попытка слепого крота биться во все двери, на которые он натыкался.

А уже на третьем курсе нам дали задание сделать любой проект, какой захочется. К тому моменту я понял, что мне нравится организовывать. А ещё мне нравилось современное искусство, но у меня нет художественного образования. Поэтому, вместо того чтобы создавать арт-объекты, я решил объединить художников и работать с ними. Так я придумал первый фестиваль абстрактного искусства «Блажь» — про чувства, которые вызывает у зрителей совриск (современное искусство, — прим. «Мастеров»): смущение и розовый румянец.

— После двух организованных «Блажей» ты ушёл и из совриска и говорил, что «словил выгорание». Что повлияло на это?

— Наверное, недостаточное количество откликов. Всё-таки мало кому интересны выставки совриска в Ижевске, где после всплеска акционизма и арт-группировок в 1990-х и начале 2000-х наступило затишье. И сейчас, когда это снова начало зарождаться, должно было пройти достаточное количество времени, чтобы люди это подхватили и были готовы платить за это деньги. Отсутствие финансовых возможностей тоже сыграло свою роль. Ты делаешь выставку два месяца, работаешь с художниками, пишешь тексты, занимаешься пиаром и продвижением. А на открытие приходят человек 100. Ещё столько же — в течение месяца. Выхлоп очень незначительный.

А ещё на выгорание повлияла ФСБ. Когда я занимался организацией выставок, в какой-то момент мне стало скучно делать развеску, вписывать работы в интерьер — захотелось какого-то действия.

Я переключился на акционизм, съездил на грантовый конкурс, выиграл грант на лабораторию акционизма, привёз туда участницу Pussy Riot Катрин Ненашеву.

Всё прошло на ура, но после этого мне начали звонить ребята из ФСБ. Я месяц сбрасывал трубку, а потом меня по этой же причине выгнали с форума под Самарой. В итоге я сходил «пообщаться», мне сказали: «Ты же работаешь в совриске? Давай дружить». А я подумал: «Нафиг. Что там ещё есть?» Я с детства облизывался на моду, смотрел «Дурнушку» по выходным, плюс мода менее радикальна. Так дверка и открылась.

— То есть до этого тебя с модой ничего не связывало?

— У меня был интерес к модной индустрии, но при этом — много стереотипов. Казалось, что вся мода в России — это условные Юдашкин и тренды, которые советует журнал Vogue. Ещё у меня было много стереотипов по поводу пола. Как это я, парень, буду работать в моде? Что люди подумают?

Но, занимаясь поставками, я знакомился с аналогичными кураторскими проектами в регионах, натыкался на каких-то ребят из модной индустрии и понял, что мода не такая однобокая, какой её привыкли показывать в медиа. Это стало дополнительной мотивацией, чтобы сосредоточиться на фешен-индустрии. Плюс потом я познакомился и с ребятами из Beinopen и побывал на «Тавриде», на смене с искусствоведами. Так вот там было очень «душно». Я ходил в футболке «Искусство никому ничего не должно», и, с кем бы я ни пытался познакомиться, все начинали затирать мне о том, что Малевич — говно. Параллельно там ходили татуированные фрики с цветными волосами и пирсингом, слушали техно. Оказалось, что это дизайнеры одежды под менторством Кирилла Минцева (российский авангардный дизайнер, — прим. «Мастеров»). Мы познакомились, и это тоже повлияло на то, что я переметнулся от скучного на тот момент искусства в более прогрессивную фешен-индустрию.

— И после этого ты организовал первый Udmurt Fashion Day. Тебе опять же самому не хватало подобного в городе или просто хотелось продолжить заниматься ивентами?

— В Ижевске ежегодно проходит неделя моды, но она очень трешовая и дешёвая. Её целевая аудитория — женщины 45+ с семьями. Разумеется, мне как представителю молодёжи это не нравилось. Я думал: «Мода же может быть не только такой». Плюс во времена университета со мной на этаже учились дизайнеры одежды, и я слышал, как многие из них говорят, что их учат просто шить. Многие, кто выходил из универа с дипломом, понятия не имели, как создавать свой бренд, продвигать себя и что такое мода в принципе. Большинство в итоге шло работать в ателье — подшивать штаны. Эти мысли сплелись с тем, что я остыл к совриску и меня затянула индустрия моды. Я позволил себе быть собой — мальчиком из восьмого класса, который приходил домой из школы и втихаря смотрел «Дурнушку».

Я решил объединить молодых ребят, которые вообще не вдупляли, что им делать после универа, и устроить Udmurt Fashion Day с бюджетом в пять тысяч рублей.

В программе были вебинары от команды Beinopen и  Кирилла Минцева, мастер-классы для массовой аудитории, например, по плетению кос, а кульминацией стал показ молодых дизайнеров одежды. Пожалуй, самым неординарным в этом проекте было то, что мы провели его в рамках Дня молодёжи. То есть это было открытое городское событие с бесплатным входом, на улице, рядом с центральной площадью. Представьте: все гуляют, вокруг много семей, и в какой-то момент начинает играть жёсткое индастриал-техно, выходят модели в цепях и боди с надписью «Богиня мастурбации». Как ни странно, это тоже офигенно залетело в новости, разошлось по СМИ, и никто нас не осудил. Наоборот, отметили, что это было очень смело.

— Как тебе удалось организовать фестиваль на пять тысяч рублей? На что ушли эти деньги?

— На грузотакси и печать программок. Мне тогда было прикольно работать за бесплатно, как и команде, с которой мы всё это делали. Наверное, это такая распространённая черта региональных проектировщиков, которые думают: «Я буду делать что-то уникальное, но мне по-любому за это не заплатят, потому что на такое люди за деньги не пойдут». Сейчас я понимаю, что на «такое» люди пойдут за деньги охотнее, чем на обычные мероприятия, которые десятками проводят каждый год.

— Расскажи про «Одёжку». Что это за проект и чем он может помочь локальным брендам?

— Под «Одёжку» я получил грант 500 тысяч рублей. Я не создавал конкуренцию институту дизайна в универе, и мы работали в тандеме: они понимали, что могут научить студентов шить, а я — научить этих же студентов продавать. Целый месяц мы по выходным привозили разных спикеров из Москвы, Питера и регионов России, которые делились своим опытом организации событий для брендов и построения экономики. К примеру, Вася Волчок (основатель бренда одежды «Волчок», — прим. «Мастеров») много говорил про запуск бизнес-процессов. Но по итогу идея провалилась, ведь это был мой первый крупный образовательный проект, а я недостаточно продумал систему мотивации. Люди послушали лекции, сказали: «О, прикольно!» — и на этом всё. Никаких коллекций никто не сделал — итоговый показ мы не замутили.

— Как раз с «Одёжкой» ты пришёл на курс «Мастеров», посвящённый работе локальных медиа. Чего ты ждал от обучения?

— Повторюсь, «Одёжка» — это грантовый проект, поэтому деньги на него в какой-то момент закончились. Я её подзабросил, потому что не понимал, что теперь делать, кроме как вести паблик в соцсети ВКонтакте, куда я периодически выкладывал анонсы своих лекций или интересные фотосессии ребят из Ижевска.

И тут я увидел, что «Мастера» запускают курс о работе локальных медиа. Я подумал, что «Одёжка» — это тоже своего рода локальное медиа. Точнее, это один из форматов, в который проект мог бы трансформироваться. Так, я уже сделал пару совместных съёмок с дизайнерами в деревнях Удмуртии, но вскоре понял, что что это достаточно энергозатратно. Поэтому сейчас мне хочется уйти в образовательный контент, связанный с консалтингом для дизайнеров одежды. Также я планирую вместе с Beinopen провести в Ижевске программу акселерации брендов.

— Ты получил какой-то толчок к тому, чтобы пересобрать «Одёжку», найти формат, в котором она сможет жить дальше? Что вообще тебе дала стажировка?

— Во-первых, инструменты, которые можно применять в медиа. Но самое важное — чувство поддержки и того, что локальный кейс в принципе заинтересовал людей за пределами региона. 

Изначально целевой аудиторией «Одёжки» были люди, которые работают в моде. После окончания школы акцент сместился на массовую целевую аудиторию, и я просто начал выкладывать красивые картинки.

Новый курс

Как устроены локальные медиа

Цель курса — снабдить участников всеми инструментами локальных медиа и вселить уверенность, что ресурс с одним или несколькими авторами может покрывать городскую повестку и иметь большую аудиторию.
Новый курс

Как устроены локальные медиа

Цель курса — снабдить участников всеми инструментами локальных медиа и вселить уверенность, что ресурс с одним или несколькими авторами может покрывать городскую повестку и иметь большую аудиторию.

— Давай поговорим о локальных брендах. Чего, на твой взгляд, не хватает им, чтобы конкурировать с уже известными и, возможно, федеральными марками?

— Пару лет назад, я бы, наверное, сказал, что у моды в регионах нет поддержки. Но сейчас есть те же Beinopen, Faces&laces locals, какие-то местные проекты. Однако сегодня людям по-прежнему будто не хватает уверенности, чтобы не ориентироваться на Москву или другие регионы. Они стесняются рассказывать свою личную историю и строить вокруг неё свой бренд.

— Есть примеры ребят, которым всё-таки удаётся задействовать свою локальность?

— Есть марка fyr. Их уникальность в том, что история не только про одежду: у них есть ещё и локальное медиа о северной культуре. Они, к примеру, снимают короткие видеообзоры новых коллекций и в основу сценария кладут сибирские сказки. А ещё у них есть коллекция, посвящённая русской бане. Есть бренд «Переулок»: это такой городской мерч, который включает в себя переработанные локальные коды Ульяновска.

К примеру, у них есть худи в модной технике тай-дай, но не в типичных цветах, а в зелёно-бирюзовых. А на нём маленькая надпись: «Это — не тай-дай, это Волга цветёт».

 Ещё есть пример ижевского бренда Rabbit hole — не про локальность, а про возможности регионального бренда и то, что география сегодня не важна. Они работают с диджитал-форматами, делали виртуальный показ в Лондоне и даже разработали 3D-инфлюенсерку. О них писали Forbes, Cosmopolitan, Vogue. При этом ребята живут в Ижевске, и ничего не мешает им, к примеру, участвовать в международной конференции в Китае.

— А в чём региональные бренды, наоборот, выигрывают у крупных или известных московских марок?

— Во-первых, сейчас есть большой тренд на децентрализацию. Москва активно смотрит на то, что происходит в регионах. Европа — тоже. Людей привлекает самобытность, и у регионов есть локальные коды, за которыми интересно наблюдать. У Москвы они тоже есть, но их давно уже раскрыли во многих проектах, а регионы этого будто стеснялись. И вот только сейчас они начинают об этом говорить — всем хочется видеть этот процесс становления.

— Что вообще нужно брендам в регионе, чтобы быть успешными?

— Желание общаться и быть рядом, использовать посыл «Мы сделали» или «Я сделал». Никто не хочет видеть в инстаграме с одеждой слова «Бренд такой-то выпустил новую коллекцию» — нужно писать «Мы выпустили новую коллекцию». Важно быть другом для людей и давать им возможность высказаться за счёт интерактива.

Также не нужно бояться привлекать для создания контента молодых криэйторов. У региональных брендов есть предубеждение, что если они придумают для съёмки прикольную концепцию, то их не поймут и все отвернутся. Но концепция — это то, что помогает донести идею, а не то, что вызывает провокацию.

— Как ты оцениваешь ситуацию с фешен-индустрией в Удмуртии и других регионах? Между ними есть различия?

— Мне кажется, везде есть свои плюсы и минусы. В Удмуртии есть я. Если в регионе есть какой-то деятель или несколько деятелей, которые понимают, что такое современная, актуальная мода, и говорят об этом, то вокруг них формируется комьюнити. Я вижу это на своём опыте: в Ижевске есть ребята, которые видят положительный пример и понимают, что в случае чего их поддержат. Как минимум я репостну информацию об их проекте в «Одёжку» или себе в сторис. В итоге эти ребята охотнее начинают действовать и создавать свои проекты.

— У Ижевска есть ты, и ты развиваешь личный бренд «Позорю Ижевск». Откуда он взялся и что ты хочешь донести таким образом?

— Это моя реакция на хейтеров. Были случаи, когда меня приглашали на радио или выпускали интервью со мной в ижевских медиа, а в ответ было много хейта из разряда «Делает фиг пойми что, выглядит как бомжара. С чего вы взяли, что он вообще разбирается?» Однажды у меня был прямой эфир в инстаграме, посвящённый запуску «Одёжки». И один парень написал комментарий вроде «Пусть лучше улицы подметает: пользы будет больше. Позорит Ижевск».

Он столько раз написал «позорит Ижевск», что я решил сделать себе футболку с этими словами, а она вызвала огромный интерес.

Потом, когда я участвовал в реалити-шоу «Ряженые» на «Яндекс.Дзене» с Чумой Вечеринкой, у меня была задача назвать свой блог — мне в голову пришло «Позорю Ижевск». Уже потом я узнал, что это правильный маркетинговый ход в работе с хейтом. К примеру, когда я приезжал на форумы в Москву, ко мне подходили незнакомые люди и говорили: «Блин, ты же “Позорю Ижевск”». Так негатив перешёл в трансляцию локальной идентичности и некий экспортный бренд

— Почему для тебя важно развивать личный бренд?

— Я уже больше года не запускаю личные проекты и сегодня пытаюсь примкнуть к более масштабным историям. Так, вместе с Beinopen мы работали над первой программой акселерации в Ульяновске, где я выступал креативным консультантом на минималках. Сейчас мы работаем над программой акселераций трёх брендов в Иванове.

Мне интересно не только развивать Ижевск, но и замахиваться на российскую фешен-индустрию. И личный бренд в этом плане сильно мне помогает. За счёт него меня знает много ребят из фешен-тусовки и в Москве, и в других регионах. Проще запомнить человека, когда вокруг его образа есть некая айдентика. Поэтому за личными брендами будущее.

— Ты упомянул, что участвовал в реалити-шоу «Ряженые» с Чумой Вечеринкой. Расскажи об этом опыте. Как он привёл тебя к тому, чтобы стать ещё и стилистом?

— Мне кажется, многие вещи в моей жизни — это не скачки с одного на другое, а пинки, которые помогают мне раскрыться и принять то, что я в себе гнобил: например, тот интерес к моде с детства. С профессией стилиста было то же самое. Она обросла массой стереотипов, и я знал не так много положительных примеров, ребят, за которыми хотелось следить, которые делали что-то, кроме бежевых тренчей и широкополых шляп.

На тот момент у меня была только одна съёмка, которую мы сделали с подругой в «Магните». Я вообще не занимался стилизацией, но мне хотелось. И тут я увидел рекламу этого реалити-шоу, прочитал описание и подумал: «Так это ж про меня. Хоть я и не стилист». Я выполнил тестовое задание, прошёл в следующий этап, потом — в основную команду. И самое забавное, что во всём касте этого реалити практически не было стилистов. Были агроном, модель, байер, лингвист, дрэг-дива, авторы телеграм-каналов про моду. И всё это были уникальные ребята со с каким-то своим видением визуала и стиля.

— Кажется, что ты занимаешься очень многим. В каком направлении тебе бы хотелось двигаться дальше?

— Мне кажется, все, кто связан с креативными индустриями в регионах, занимаются всем понемногу и непонятно чем. Даже люди, которые работают стилистами, совмещают  несколько направлений: разбирают гардероб, организуют съёмки, стилизуют обложки. Наверное, сегодня я тяготею к менторству, воспитанию дизайнеров. И если посмотреть на проекты, которыми я занимался, то все они были связаны с тем, что я кого-то курирую. Я работал с художниками, объединял дизайнеров одежды, стилистов. Мне нравится быть таким человеком, который создает условия для развития людей.

— Ты упомянул, что ты переехал из небольшого города. Сколько людей там живёт?

— Тысяч 30.

— Думаю, в таком маленьком городе на тебя все обращали внимание. Тебе этого хотелось?

— Я был эмо, и, конечно, у меня был юношеский максимализм, но он прошёл достаточно спокойно. Когда я красил волосы, носил цепи и шипы, мои родители переживали, а я такой: «Мам, это пройдёт — просто потерпи». Не знаю, то ли сериал «Мачеха» на меня повлиял, то ли книги по психологии в школе, но именно так я и говорил. И сейчас, наверное, самое интересное в том, что у меня нет желания кого-то эпатировать.

Многое зависит от контекста. Понятно, что если парня с маникюром посадить в кафе в отдалённом районе Ижевска, то это будет выглядеть провокативно. Но если он будет сидеть на Патриках в Москве, то никто внимания не обратит. Поэтому, во-первых, я не считаю свой внешний вид чем-то провокационным и крашу волосы потому, что мне так нравится. И второе: если разбирать мой гардероб, то он по большей части собран из оверсайз-вещей серых, белых и чёрных оттенков — ничего яркого там нет. А вообще, я не обращаю внимания, как на меня смотрят люди. Да и люди в Ижевске достаточно яркие.

Фото из архива Кирилла Маркеса

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: