— Сейчас ты работаешь со многими, часто нестандартными материалами, и об этом мы ещё поговорим, но началось всё с металла и стекла. Почему выбрала именно их и как вообще пришла в «ювелирку»?

— На самом деле, когда в 2005 году поступила в Тольяттинский государственный университет, о ювелирном металле я вообще ничего не знала. Хотела поступить на обычный дизайн, а по баллам автоматом прошла именно на ювелирный. Но после первого же посещения мастерских я моментально влюбилась в это дело: это направление сочетало в себе всё, что мне было интересно.

Ещё мне повезло, что в университете это как раз был первый год набора «Школы Шароновых» (частная академия ювелирного искусства, в то время — кафедра ТГУ, — прим. «Мастеров»), которая имела не только российское, но и международное имя. С первого курса мы начали участвовать во всех международных конкурсах и выставках, связанных с дизайном. С самого начала нам показывали и раздвигали границы мышления, нам сразу давали новые материалы, образность, объясняли, что важно включить концепт в работу, выразить какую-то идею, мысль. Это сразу нас подталкивало и к ювелирному искусству.

— Разве у других школ не было возможности отправлять студентов на международные выставки и конкурсы?

— Ну, во-первых, тогда на всю Россию было два с половиной учебных заведения, которые учили просто ювелирному мастерству. И все они специализировались на том, чтобы дать ученику преимущественно владение традиционной школой советского ювелирного искусства.

— Короче, просто быть исполнителем?

— Да, человека, который должен определённо мыслить, знать определённые техники. Ещё была интересная петербургская школа «Образ и форма». Из неё вышло много классных дизайнеров, с которыми мы сейчас дружим. Но эта школа давала преимущественно только дизайн, причём концептуальный.

Наши преподаватели (это муж и жена) имели ювелирный бизнес, и у них было понимание того, как должна развиваться ювелирная индустрия в России; преемственности им хотелось какой-то.

— Можешь вспомнить, когда появились предпосылки к собственному делу?

— Сама техника сплавления цветного стекла с металлом, в которой я сейчас работаю на 90%, родилась как раз в момент учёбы, когда я занималась своим дипломом. Это была музыкальная шкатулка по мифу о том, что мир стоит на исполинской черепахе: проект я разрабатывала все шесть лет обучения и как раз к диплому поняла, что хочу, чтобы купол был стеклянный. В тот момент я уже влюбилась в стекло и достаточно много с ним работала. И, решая эту задачу, я придумала то, что впоследствии мне позволило развить свою технику.

— Ориентировалась ли ты на кого-то?

— С самого начала я была влюблена в работы Рене Лалика — известного экспериментатора и художника начала XX века. Он работал сначала в бижутерии, сделал её уровня прет-а-порте; в его украшениях ходили самые известные на тот момент люди; уже тогда его работы стали коллекционировать. А затем, после 1920-х, он начал работать со стеклом: например, он первым создал флакончики для духов, в смысле превратил их из простых ёмкостей в произведения искусства со всякими орнаментами из цветного стекла.

И вся его тематика была тоже связана с тем, что мне было близко: это различные бионические формы, цветы, растения, мотыльки. Он разработал много всяких инноваций в ХХ веке. Например, перламутровое стекло, делал стеклянные алтари.

— В какой момент творчество стало превращаться в дело? Когда твои украшения начали покупать?

— В 2014 году я переехала в Калининград, где поступила на производство, стала работать с янтарём. Там я познакомилась со всем техническим процессом создания украшений. В институте нас этому не учили: ограниченность мастерских и возможностей, естественно, не давала нам этого понять.

— Сколько вложила в старт?

— Первоначально — 83 тысячи рублей, которые я накопила, работая на предприятии. На них я купила свои первые станки и притащила старый ювелирный верстак с работы. Его мне подарил директор, просто чтобы я продолжала делать свои работы дома. Мы тогда с друзьями-музыкантами снимали дом: на первом этаже в зале у них была студия, а у меня — мастерская, где я паяла свои украшения, а ребята играли и пели — было круто.

— Поговорим о самом процессе изготовления. Ты работала на предприятии, имея возможность пользоваться оборудованием. Что сейчас?

— Надо сказать, что без опыта работы на предприятии было бы очень сложно внедрить все технологические процессы в создание своего украшения. Там я поняла, насколько важно вкладываться в качественное оборудование, которое потом сторицей тебе отдаёт производство изделий. Сейчас как мастер вижу, какие точечные ошибки именно функционального направления я совершала — слабые места, колкость, замковая часть.

И та работа с хорошей зарплатой как раз позволила мне накопить и приобрести необходимые горелки, галтовки, полировальные станки.

— И это всё в домашних условиях? Просто, когда заходит речь о работе со стеклом, представляются стеклодувы, сложное промышленное производство...

— Сейчас у меня отдельная мастерская. И техника, которую я разработала, не требует фееричного фундаментального оборудования: это не какие-то вытяжные композиции, муфельные огромные печи, а довольно скромный набор инструментов, но его достаточно.

— Какие материалы используешь? Откуда берёшь их?

— Поскольку студенты изобретают из того, что у них есть под руками, первые мои эксперименты начались с бутылочным стеклом. Сейчас это в основном палочки для лэмпворка — то, из чего делают стеклянные бусины. Мне даже первоначально писали, что я работаю в этой технике. На самом деле нет. Лэмпворк — это работа с высокими температурами, которые сжигают металл. А я научилась впаивать стекло в металлический каркас, не расплавляя при этом медное основание.

И это разное стекло до сих пор. Моё самое любимое — по-прежнему бутылочное; оно зачастую идёт в листики, а всё цветное — да, это, наверное, лэмпворк и ещё кусочки скрытого элемента. Не буду раскрывать секреты.

— То есть ты плавишь стекло горелкой, превращая в послушную массу, так?

— Да, но надо сказать, что бутылочное стекло — тугоплавкое. И для того, чтобы с ним работать и впаивать его в какие-то элементы, я направленным пламенем вытягиваю его в длинную иглу, благодаря чему стекло становится более податливым — при небольших температурах его можно точечно наносить на изделие.

— Старое стекло — это любовь к вещам или же оно качественно отличается от современного?

— Да, отличается. Я использую осколки прусских находок, дарованные мне археологами. Там начинается уже стадия разложения, и это даёт стеклу такой перламутровый оттенок. У меня были кусочки, которые начинали разлагаться по составляющим, — верхние или нижние их слои были похожи на бензиновые разводы на асфальте. Это безумное качество стекла, за которым гоняются некоторые авторы. Такое стекло само по себе становится произведением искусства. Так что для меня такие находки ещё и функциональны: я могу их как-то внедрить в свои украшения.

Что касается металла, то как самозанятая я могу работать только с цветным, который не требует специальной сертификации, — медь, латунь, нейзильбер. Его покупаю в специальных магазинах. А с янтарём в Калининградской области проблем нет. Самая большая моя находка — когда я поехала с палаткой на Балтийскую косу и нашла выброс здоровенных кусков янтаря.

— У тебя есть серия украшений, посвящённых вторичному использованию материалов: ты работаешь с полиэтиленом. Помимо смысловой составляющей (что это экологично), пользуются ли эти украшения популярностью?

— Это имеет спрос, но он не такой стабильный, как на украшения, более понятные покупателю: например, на те же цветы. Серия ресайклинга у меня называется «Инклюзы» — это камушки, стекляшки и ракушечки с побережья, которые помещаются в прочную основу, которую я сделала из полиэтиленового пакета. «Инклюзы» — потому, что даже простейшие материалы, найденные на побережье, дают неповторимую комбинацию, как и каждый человек в отдельности. Мы состоим из одинаковых наборов вещей, но порядок и пропорции, в которых мы их организуем внутри себя, делают нас уникальным инклюзом. Ни одна такая работа не может быть повторена.

— Ресайклинг тебе интересен именно как работа с материалом или со смыслом?

— В первую очередь это было интересно как эксперимент. Экологичность меня, конечно, тоже привлекает: как и любой здравомыслящий человек, я обеспокоена сложившейся в мире ситуацией. И, наверное, это ещё и высказывание художника. Если я себе могу его позволить хоть в части своих работ, меня это уже стимулирует для того, чтобы делать что-то новое. Вот как раз на страничке, которая у меня про искусство, я последнее время учусь рассказывать о своих концептах. Потому что художники часто не умеют описывать, что они вкладывают в свою работу, какой посыл.

— Но всё-таки в основном ты развиваешь направление из стекла и металла. Дело в спросе или в чём?

— В первую очередь в нехватке времени. Новые или непривычные для меня техники требуют большего вложения усилий, что препятствует моему финансовому благополучию. И ещё сильно меняется рынок: глобальные изменения очень сильно воздействовали на клиентуру. Те покупатели, которые раньше интересовались, сейчас сменили вектор своих интересов; плюс у меня на самом деле не очень хорошо с маркетингом.

— То есть ты этим целенаправленно не занимаешься — как пойдёт?

— Обычно так и получается: люди маркетологические не очень связаны с искусством, а у людей искусства не хватает навыков или желания заниматься продажами. В позапрошлом году был опыт — я работала с коучем по «ювелирке». Она мне рассказала, как надо вести бухгалтерию, какие шаги поэтапно необходимо предпринимать, чтобы достичь той цели, которую я ставлю.

Но это заняло всего пару месяцев, и в итоге из-за отсутствия какого-то надзирательства, естественно, это всё сошло на нет. Но результаты я поняла. Это определённо работает, но требует больших усилий. 

— Тем не менее ты можешь заниматься только украшениями, и это позволяет тебе жить, да?

— Да, верно. Я сейчас просто не занимаюсь бухгалтерией, но в среднем выручка 150 тысяч каждый месяц есть. Прибыль — 125. Если мне нужно сверх этого на ремонт или ещё что-то, то могу заработать и 250, а если мне в какой-то месяц хочется отдохнуть, то мой доход где-то до 100 тысяч. Плюс ещё трачу 11 тысяч на аренду мастерской. Но опять-таки из-за глобальных событий многое поменялось: те планы и коллаборации, которые у меня были, перестали существовать.

— Как ты вышла на европейские галереи?

— Одна из площадок знала меня ещё по международным конкурсам и предложила участвовать в Неделе моды в Милане, и я отправляла туда свои работы — это было в 2018-м или 2019-м. После чего попала в каталоги, и пара галерей предложила мне выставляться, но начался карантин, а затем 2022 год, и всё затихло пока.

— Ты упомянула Etsy. Расскажи об опыте работы с этой площадкой.  

— Этот магазин я никак не развивала, просто его завела, и каждый месяц клиенты сами меня находили: либо делали заказы, либо покупали то, что было в наличии. Кстати, там у меня было выставлено мало изделий, в отличие от инстаграма, но они все были ходовыми. Изначально это были небольшие продажи в районе пяти работ в месяц. Но это работа в евро — цены выше.

С другими онлайн-площадками я не работаю: предложения есть и были, но мне тяжело, потому что у меня не конвейерное производство. Но есть площадка в Москве, в магазине авторских вещей «Мангазея», рядом с Красной площадью. И, наверное, 70% моих покупателей сейчас — это москвичи.

— Как ты сказала, глобальные изменения повлияли на твои планы. Каким теперь ты видишь своё развитие в ближайшем будущем?

— В реалиях загадывать далеко я не собираюсь, а вот стабильное ощущение радости собственного дела потерять сейчас достаточно легко. Поэтому я не задаюсь глобальными вопросами, а просто работаю. На самом деле во мне сейчас борются художник, дизайнер и человек, который хотел бы обычной стабильности, и у каждого из них — свои приоритеты.

Недавно у меня была попытка масштабировать своё производство, нанять людей, заняться маркетингом, но я поняла, что я не такой человек. Меня больше интересует искусство — производство качества и смыслов, а не количества.

И для этого мне необходимо общество творческих людей, которые пытаются не заработать и найти какую-то финансовую жилку, а научиться думать собственной головой, вкладывать усилия и собственные мыслительные процессы для того, чтобы рождался качественный продукт. Так что в какой-то степени я заинтересована сейчас именно в налаживании творческого комьюнити больше, чем в развитии собственного бренда.