— По образованию ты экономист. Как начала изучать искусство?

— Я всегда интересовалась искусством. После переезда в Санкт-Петербург из Тарко-Сале, где я родилась и окончила школу, мне было важно посещать музеи, выставки, лекции, дискуссии: это было обязательной программой. Не помню, почему так сложилось, — меня всегда искренне к этому тянуло. Возможно, сказался культурный голод: я не была ни на одной выставке современного искусства, пока жила в Тарко-Сале.

 — Расскажи, чем занималась в Санкт-Петербурге, ведь твоя работа тоже была связана с искусством?

 — Работала с дизайнером одежды Лизой Одиноких. В работу над брендом входили разные творческие задачи. То, что она делала, тоже можно назвать современным искусством: мы сотрудничали с российскими и зарубежными иллюстраторами, занимались разработкой новых проектов, дизайном.

— Почему тогда решила открыть культурный проект в родном городе, а не в Санкт-Петербурге?

— Это очень забавная ситуация, стечение обстоятельств. В начале 2020 года я буквально на неделю приехала в Тарко-Сале к маме на юбилей. В этот момент началась паника, связанная с коронавирусом, — все бежали из крупных городов. Я решила переждать этот период на Ямале.

Видимо, я долго к этому шла, а тут наступил подходящий момент. Для меня всегда была важна культурная составляющая в жизни, но Тарко-Сале в этом плане изолированное место, как и весь Ямал: здесь очень классическая, сдержанная, малосодержательная программа. Департамент и районное управление культуры, по сути, реализуют одно и то же из года в год. Говорю как человек, который успел поработать в управлении культуры в Тарко-Сале.

— Ты одна полностью разработала проект?

— Вся проектная часть легла на меня. В начале было очень тяжело: нужно было договориться с музеями, лекторами, художниками, разработать фирменный стиль, начать вести социальные сети. Я понимаю, что у всех свои задачи на уровне муниципалитета и ещё один проект будет рассматриваться как бремя. Тут всё зависит от энтузиазма автора: если он не отступит, задумка вырастет во что-то масштабное, основательное.

— Трудно ли было найти деньги: обращалась к спонсорам или изначально выбрала грантовую поддержку?

— Я изучала этот вопрос, поняла, что на этапе, когда ничего нет, вряд ли смогу получить спонсорскую поддержку, тем более в Тарко-Сале. Грант был самым реальным вариантом. 

Перед «Тавридой» подавалась на форум «Утро»: у нас была защита в онлайне — я не прошла. После был ещё один грант федерального уровня, который я тоже не выиграла. Уже на третий раз получила 546 тысяч рублей на «Тавриде». Считаю, что я во всём быстро разобралась, ведь до этого никогда не занималась сферой социального проектирования.

— Какие условия у гранта?

— Вообще, это федеральный грант от Росмолодёжи. Там стандартные условия: нужно, чтобы ты попадал в заявленное направление, важна социальная составляющая, как проект повлияет на местное сообщество. Мы не можем продавать билеты — все мероприятия бесплатны для посетителей. После необходимо предоставить отчётность — мне только предстоит заняться этим ближе к марту.

— Какая миссия у «Мадэй»?

— Она звучит так: культура и досуг в малых, отдалённых городах на уровне мегаполисов.

Проект реализуется в формате культурного сезона, и мы как передвижники — перемещаемся от одной площадки к другой. Используем все возможные места для проведения выставок, кинопоказов, лекций: это может быть дом культуры, молодёжный центр, музей. 

 — С момента получения гранта до проведения первых событий прошёл год. Почему так долго? Возникли какие-то трудности? 

 — Пока я нахожусь в начале реализации проекта. После получения гранта начался затяжной период ограничений — в муниципалитете мне ничего не давали проводить. Сезон открыла ретроспектива кинокартин Паоло Соррентино. В июне этого года мы показали три фильма режиссера совместно с официальным дистрибьютором европейского кино A-ONE FILMS.

23 и 24 октября (2021 года — прим. «Мастеров») в Тарко-Сале прошла выставка московского художника Алишера Кушакова. Всё началось с того, что возникла сложность с выставлением его работ: художник предоставил портреты обнажённых женщин — в плане способа изображения всё выглядело красиво, не пошло. Но глава района на проектном офисе обсудил с коллегами из музея предстоящую выставку, посмотрел картины и решил, что мы не можем выставлять подобные работы в музее, куда ходят дети. Я не стала спорить и подумала, как всё можно повернуть иначе.

Посетители видят работы без привычного кураторского описания, рядом с каждой картиной находятся QR-коды — через них мы будем собирать со зрителей их варианты, как может называться картина, что она содержит, какой там заложен смысл. В первый день личность художника остаётся скрытой, только на второй мы встречаемся с ним в онлайне. Алишер рассказывает о себе, творческом пути, работах на выставке, потом к беседе подключается профессиональный куратор. Вместе со зрителями мы обсуждаем тему «Кто на самом деле определяет содержание произведений искусства — художник или зритель?».

— Я знаю, что «Мадэй» проводит культурные сезоны не только в Тарко-Сале, но и в Салехарде…

— В середине мая я переехала из Тарко-Сале в Салехард: меня пригласили работать в арт-резиденцию «Полярис» — сейчас я занимаюсь её развитием. Проект под моим руководством реализует команда в Тарко-Сале, которую я набрала там.

Все события проекта по гранту должны проходить только в Тарко-Сале. По сути, так и будет, но по финансовой возможности, договорённости с местным руководством я продублирую некоторые их них в Салехарде, столице округа.

— Как ты нашла команду? 

— В инстаграм проекта мне написала девушка из молодёжного совета района, захотела поучаствовать в реализации «Мадэй», предложила встретиться вместе с остальными членами совета. Понятно, что в такие структуры набираются люди с активной жизненной позицией. Мы встретились с ребятами, и большая часть из них осталась со мной, вошла в команду. У нас есть телеграм-чат, и сейчас в нём 10 человек. Мы вместе работаем над подготовкой, организацией и проведением всех событий в Тарко-Сале. В Салехарде я всё делаю одна. У меня есть необходимые ресурсы: классная площадка — это новая резиденция с современным оборудованием, здесь всегда на месте нужные специалисты. Я и реализую проект, и дополняю им же программу арт-резиденции.

 — Кто чем занимается в команде? 

— Под каждое событие мы подбираем роли. Для кинопоказов нужен определённый набор ролей, для проведения выставки — другой. У нас сложился такой костяк: несколько человек выступают в качестве публичных личностей, ведущих, один парень всегда отвечает за техническую часть, я — всецело за содержание, выстраивание сотрудничества с институциями и авторами.

— Трудно управлять проектом сразу в двух городах?

— Это сложно по большей части в психологическом плане. Я год разрабатывала проект, и он стал моим детищем. Переживаю, что не могу прийти сама, проверить, как развесили картины для выставки, всё ведь складывается из таких мелочей. Плюс в том, что набралась классная команда — ответственные люди, которые максимально вовлечены в дело. Без них я бы ничего не смогла сделать. 

 — Какие ещё события прошли? 

 — Пока в Тарко-Сале были три показа Соррентино и выставка Алишера Кушакова. В Салехарде я показала фильм «Девочки» Марии Поприцак, которая тоже выходила к нам в онлайн на связь. Потом я начала реализовывать ликбез по культовому зарубежному кино. Прошло семь кинопоказов — «М», «Великая иллюзия», «Великий диктатор», «Касабланка», «Эта замечательная жизнь», «Похитители велосипедов» и «Орфей».

После «Орфея» Жана Кокто мы посмотрели его обращение, адресованное в 2000 год. Он рассуждал, каким должно быть будущее, как он его видит, обращался именно к молодёжи.

— Кто приходит на кинопоказы? Какая это аудитория?

— Если в Тарко-Сале на Соррентино пришло больше взрослых людей (был аншлаг, 30-50 человек на каждом кинопоказе), то в Салехарде 90% составляет молодёжь (постоянно ходят 12-15 человек). Это тоже хорошая цифра, максимально живая и вовлечённая аудитория из разных областей: спортсмены, муниципальные служащие, творческие люди. Не сказала бы, что творческие люди составляют костяк: больше интересуются искусством люди тех областей, которым, казалось бы, оно не близко по деятельности.

— Откуда люди узнают о выставках и кинопоказах? Как у проекта с продвижением?

— В этом плане я проседаю. Мы точечно продвигаем каждое событие: за две недели начинаем делать рассылки, подключаем городские паблики. Большие города очень отличаются по работе в медиаполе. У нас в регионе таргет плохо работает — результаты приносит реклама в городских сообществах, которым доверяют люди. Мы договариваемся с местными властями, чтобы разместить афиши на уличных экранах. Я хочу попробовать запустить таргетированную рекламу в соцсети ВКонтакте: по наблюдениям коллег, это единственное, что может ещё более-менее «выстрелить».

 — Как составляется программа культурного сезона?

 — Я как человек, максимально вовлечённый в отечественную арт-среду, полагаюсь на свои вкус и понимание, кто актуален, находится в повестке, создаёт действительно интересные проекты. Также учитываю мнение коллег — профессионалов из арт-среды. 

Классным событием, чтобы познакомиться с людьми из моей сферы, узнать, что сейчас происходит в арт-среде, был слёт институций современного искусства в Самаре от музея «Гараж». Меня пригласили, оплатили проезд и проживание. Я познакомилась со многими людьми — сейчас мы приступаем к сотрудничеству.

— Название твоего проекта тоже отсылает к культуре коренных народов Севера. «Мадэй» переводится с ненецкого как «восхищение, удивление», междометие «ах». Ты планировала обращаться к национальному искусству?

— Тут есть парадокс. С одной стороны, это неотъемлемая часть Ямала. С другой — нам, приезжим, она кажется изъезженной, неинтересной.

Хочется сделать поворот в этом плане, чтобы на культуру коренных народов стали смотреть с большим уважением. Там действительно есть что изучать. Меня восхищает философия ненцев, как они бережно относятся к животным, природе. Когда я разрабатывала фирменный стиль, смысловую рамку проекта, решила обратиться к ненецкой культуре. Помню, перелопатила несколько ненецко-русских словарей и в одном из них, старом-старом, нашла слово «мадэй» и его перевод. Это именно то, что я хочу донести.

— Как уговариваете лекторов, художников, музеи приехать на Север?

— Это личное общение: я сама обращалась и в «Гараж», и в Эрмитаж. Нужно таких «махин» брать идеей, миссией, которая им близка. После письма созваниваемся по видео- или аудиосвязи. С «Гаражом» я даже встречалась во время командировки. Все хорошо идут на контакт, и, думаю, в этом моя заслуга: как я общаюсь, выстраиваю коммуникацию. На начальном этапе всё решает первое впечатление.

 — Местные художники заинтересовались проектом?

 — Я до сих пор не знаю, есть ли на Ямале современные художники, которых действительно можно было выставить. Возможно, я буду делать опэн-колл в рамках проекта — интересно, какие будут заявки. Надеюсь, я найду интересных авторов. 

 — На каких условиях вы сотрудничаете с художниками, лекторами?

 — В грант заложены деньги на оплату дороги, что важно, ведь приехать к нам дорого. Гонорары совсем небольшие (10 тысяч рублей), но деятели больше работают за идею.

— Лекциям от Эрмитажа всё-таки быть?

— Казалось, что всё решено, но мы переписываемся уже полтора года. Я веду переговоры с юридической службой. Я добью это, и в любом случае к нам будут приезжать лекторы один-два раза в месяц: программу мы уже составили. Она будет посвящена экспозициям музея, главным историческим вехам в искусстве. 

— У «Мадэй» появились партнёры? 

— Партнёрами я называю все институции и авторов, которые так или иначе участвуют в проекте. Из тех, которые что-то жертвуют, могу назвать «Лендок» (они бесплатно предоставили нам несколько фильмов) и Kombucha Hill: мы угощали гостей их напитками. 

— Как дальше будет развиваться «Мадэй»?

— В планах было провести подобные сезоны в других городах региона, а в дальнейшем выйти на всероссийский уровень. Таких мест, как Тарко-Сале, очень много в России. Но здесь должен быть уже другой механизм выстраивания сотрудничества с администрацией: она выступает заказчиком, оплачивает организацию сезона, а мы его проводим.