Герман Якимов — вологодский предприниматель, совладелец цветочных магазинов «Лара» и, как это принято называть, меценат. Он выкупает старинные дома по всей Вологде, чтобы сохранить архитектурное наследие, и в дальнейшем использует отреставрированные пространства под свои проекты, иногда без особой экономической выгоды. Мы поговорили с Германом о том, сколько стоит восстановление деревянного зодчества, с какими проблемами он сталкивался за время работы и зачем он это делает.

— Первый дом, который вы отреставрировали, — «Дом с лилиями» — был в очень плохом состоянии. Его даже готовили к сносу и планировали построить на этом месте небольшой бизнес-центр. Почему вы его выкупили?

— В конце 2013 года я увидел объявление о продаже здания XIX века на Чернышевского, 17 — тогда оно ещё даже не было памятником архитектуры. Моя супруга занимается цветочным бизнесом, и как раз в том районе нам был нужен цветочный магазин. Мы посоветовались и решили купить [этот дом], хоть здание и находилось в плачевном состоянии: полов не было, потолки рушились. Но мы решили попробовать его восстановить. Купили дом с аукциона, и его сразу же признали памятником архитектуры — после этого планы сильно поменялись. 

Теперь, чтобы отремонтировать этот дом, нужен был проект. В доме проводили обследования, делали зондажи. Всё это мне тогда стоило около миллиона рублей. Потом, когда проект реконструкции был готов, его нужно было согласовать с ведущими архитекторами Вологды и департаментом культуры города — это удалось сделать лишь к концу 2014-го. Затем сама реставрация длилась примерно три-четыре года — закончили с домом только в конце 2017-го.

— Изначально не планировали заниматься этим домом столько лет?

— Нет, я считал, что в течение года отремонтирую всё, приведу в порядок. Но, когда дом стал памятником, я понял, что так, как хочу, уже не могу. Пришлось подключать специалистов с опытом реставрации и лицензиями — в Вологде всего три-четыре организации, которые этим занимаются. С ними составили смету, но [в процессе] выплыли дополнительные работы, которые даже они не могли предвидеть.

С виду дом был в неплохом состоянии: нижние брёвна хорошие, и их надо было смотреть в первую очередь, ведь дом гниёт обычно снизу. Но, когда после покупки стали разбирать обшивку, выяснилось, что нижние брёвна нормальные, а верхние — все трухлявые. По крыше пошли протечки — примерно до низа окна всё было гнилое. Дом пришлось полностью разбирать. 

Ну и надо понимать, что восстановление значительно сложнее, чем строительство нового дома. Надо сочетать старые элементы с новыми, делать протезы (это когда гнилая часть бревна убирается, а на её место вставляется новая).

Вот и получается: составишь смету, а всё изменится в процессе работы. Очень много нюансов. В самом начале не знаешь, что берёшь и как это всё получится. Расходы увеличиваются. Первые мысли — это, конечно, «куда я попал и как из этого всего выбраться». Но в процессе такой интерес появляется, что уже не знаешь, как остановиться. 

— Выходит, дом нельзя нормально обследовать до его покупки?

— Нельзя разбирать здание, пока не приобретёшь его. Только после покупки можно снять обшивку и оценить всё — вот такая сложность есть. А до покупки только глазами посмотреть можно.

— Вы ещё до покупки планируете, как будете использовать каждый из домов?

— Как, например, получилось с «Домом с лилиями»: мы планировали объект в первую очередь для цветочного магазина. На втором этаже, как думал, будет офисное помещение, где будут сидеть мои бухгалтеры. А на третьем — что-то вроде музея. 

В итоге на первом этаже действительно цветы. На втором мы сделали пространство для фотосессий и музей, а часть помещений мы сдаём хорошим знакомым.

— Что вообще можно делать с памятником архитектурного наследия после покупки? Можно сделать «евроремонт» или вообще снести?

— Сносить точно нельзя. Вместе с этим зданием получаешь перечень того, что находится под защитой государства. Например, на Чернышевского, 17 это были печи и стены.

— Тем не менее в Вологде много старых домов XIX-XX веков, на которых деревянные окна заменены стеклопакетами.

— Скорее всего, они стоят незаконно. За этим должна следить администрация города, выписывать жильцам или владельцам предписания с требованием устранить недостатки.

— Можете вкратце описать процесс от покупки до ввода в эксплуатацию?

— Городская администрация публикует на сайте информацию, что продаётся такой-то дом. Начальная цена такая-то. Кто большую цену предложил, тот и выиграл. Заранее знакомят с предписанием, что является исторической ценностью в данном доме — печи там, окна, двери.

— Много бюрократии в процессе?

— С первым домом, когда столкнулись со всем этим, хотелось всё бросить. Со следующими проектами уже попроще было. Я даже этим делом увлёкся — на каждый объект хожу каждый день, смотрю, что там нового и интересного произошло. Сейчас вот дом Засецких восстанавливаем — ему будет 249 лет в этом году, старейший деревянный дом в Вологде. Там такие печи, которых на Северо-Западе вообще нет. Это как-то сглаживает всю бюрократию. 

— Как выбираете дома для реставрации? В первую очередь оцениваете их местоположение или историческую ценность?

— Всё-таки я по местоположению в городе выбираю. Но деревянных домов в Вологде уже не так много осталось. Если бы я не взял «Дом с лилиями» и дом Извощикова, то они бы просто исчезли.

— Стали бы вкладываться в исторический дом где-нибудь на окраине Вологды?

— Ну а как его потом использовать? Всё-таки в первую очередь нужно, чтобы дом приносил какую-то материальную выгоду. Историческая ценность для меня не пустой звук, но я сразу думаю, что могу из этого получить.

Вот, например, дом Дружинина (последний дом, который отреставрировал Якимов, — прим. ред.), может быть, не такой хорошо исторически сохранившийся, но из-за того, что он находится в центре города, в него водят по четыре-пять экскурсий в день. Для сравнения: хотя дом Извощикова (далеко от центра, ближе к спальным районам Вологды, — прим. ред.) очень интересный, но туда уже люди почти не приходят. Поэтому от положения тоже многое зависит. 

— Для вас реставрация — это бизнес или всё-таки благотворительность?

— Благотворительностью это не назовёшь: у нас всё-таки бизнес в этих домах. Хотя дом Засецких я взял в аренду у Росимущества на 49 лет и вкладываюсь в него очень серьёзно. А что будет через 49 лет — никто не знает. Я восстановлю всё возможное по историческим данным, будут большие материальные затраты, и всё-таки дом в конечном итоге достанется городу. Я иду на это открыто: это история — её надо сохранять. 

— У вас в городе открыто 13 цветочных магазинов. Лишь три из них — в исторических домах. Есть ли разница по выручке между историческими домами и обычными павильонами?

— В цветочном бизнесе раскрутка идёт три-четыре года [после открытия новой точки]: народ привыкает, сравнивает, где лучше или хуже. Примерно года через три только начинает идти прибыль. Сейчас в [только что открывшийся] дом Дружинина за цветами приходят по три-четыре человека — нужно подождать. Думаю, через два года сюда будут ходить человек по тридцать. 

Так что в обычных павильонах у нас выручка больше, если честно [...]: точки уже наработанные, поэтому люди идут именно туда. Стараются покупать цветы там, где уже когда-то были. 

— Местные власти как-то помогают?

— Скажем так: хорошо, что не мешают. Но в целом с текущим мэром у меня прекрасные отношения. Если мне что-то нужно, то он идёт навстречу. В 2013 году, когда мы только начинали, всё было по-другому: тогда исторические дома в Вологде горели, как спички, — администрация вообще не была заинтересована в том, чтобы что-то сохранялось.

— Эти реставрации как-то повлияли на ваш цветочный бизнес?

— Сложно сказать. Наверняка есть случаи, когда пришли к нам за цветами потому, что узнали о нашей деятельности. Всё-таки люди интересуются. Замечают: если я с душой отношусь к реставрации, то и к другому точно так же буду относиться. Я не буду что-то плохое продавать. Мы в последние два-три года чувствуем прирост в выручке. 

— К вам кто-нибудь обращался за советом по реставрации?

— Из Петербурга обращались: в интернете нашли мою фамилию. Там тоже взяли дом и не знали, что с ним делать и как вообще к нему подступиться, — вот я всё рассказал. Человек от меня ушёл с надеждой, что восстановит дом. А так сейчас в Вологде реставрируют где-то четыре дома, причём начали заниматься ими в последние четыре года: может, и на наши дома посмотрели. Всё-таки душа к старине тянется. А таких домов уже почти не осталось. Если мы в ближайшие пять-десять лет не приложим усилия, то больше уже нечего будет восстанавливать.